Рассказы о наказании дочери шлепками. Преступление и наказание (после пяти)

(Из Интернета)
НАКАЗАНИЯ

Как говорят американцы: «бесплатных завтраков не бывает». За все хохмы мне приходилось расплачиваться натурой. Наказывали меня часто и много. Можно сказать, ежедневно, а иногда и по несколько раз в день. И почти всегда за дело. Обычно мои проделки больше всего злили мать, и она решительно требовала, чтобы отец немедленно меня наказал, а потом, принимая за чистую монету мои истошные вопли, набрасывалась на отца и ругала его за жестокость и неумение воспитать сына.
Я всегда старался избежать наказания и тянул время, как только мог. Начало порки выглядело стандартно. Отец, посмотрев дневник или прочитав приглашение посетить школу, сурово на меня смотрел и коротко приказывал: «Ну!»
Это означало: «немедленно принеси ремень!»
Тут спешить никогда не следовало, мало ли что могло случиться, кто-то в гости придет или другое, но чаще ничего особенного за это время не происходило. Подав отцу ремень, я инстинктивно отскакивал на другую сторону круглого стола и проявлял такую же сообразительность, как Иванушка, когда Баба-яга сажала его на лопату, чтобы сунуть в печь.
«Иди сюда, – кричала отец, а я, изображая непонятливого Иванушку, отвечал:
«Куда? Сейчас», – и делал движение в его сторону.
Отец устремлялся мне навстречу, а я быстро менял направление, при этом, делая вид, что выполняю его требование, но только иду к нему с другой стороны стола, а если он дергался назад, то и я менял направление. Такая игра долго продолжаться не могла. Отец придвигал стол к дивану, ограничивая мое оперативное пространство. Но я тоже был ученый и быстро соскальзывал под стол. Поймать меня там голыми руками было практически невозможно. Но отец при помощи стула ещё больше ограничивал пространство для маневра и вынуждал меня покинуть удобную позицию. Тогда я пулей выскакивал в коридор и запирался в туалете. Отец стучал в дверь и всячески мне угрожал, обещая, что мне будет ещё хуже (?). В ответ я дергал ручку бачка, и унитаз издавал утробный булькающий звук, который приводил отца в бешенство. Сломать дверь туалета в коммунальной квартире ему было слабо, но и ждать меня до вечера тоже резона не было.
«Выходи!» – ярился отец.
«Сейчас! У меня живот схватило!» – на всякий случай врал я, чтобы отец не очень-то распалялся.
Но, выходить приходилось.
Пороли меня разными предметами и в основном по голому заду. Так как избежать наказаний не всегда удавалось, то в моих интересах и возможностях было приучить отца к определенному орудию экзекуции, а также к силе и темпу наказания. Сначала отец порол меня тонким брючным ремнем, но ему было лень каждый раз вытаскивать его из брюк, а мне было ужасно больно, как от плетки. Поэтому однажды, когда отец больной лежал в постели, я так засушил ремень над духовкой, что кожа стала крошиться, и он испугался за его целостность.
Весной отец изготовлял специальное орудие для экзекуции, которое представляло собой пучок ивовых розог, связанных вместе у комля. Вообще-то эта штука меня вполне устраивала, так как я быстро установил, что боль от удара уменьшалась при увеличении числа прутьев в пучке. И я стал незаметно добавлять новые прутья. А если подсушить розги над газом, то боль от удара снижалась. Не зря видно раньше их вымачивали в соленой воде.
Но «лучшее – враг хорошего». Я переусердствовал с сушкой, и все прутья от удара сломались у ручки. Отец схватил одну хворостину и так меня отходил, что на ягодицах остались рубцы. А я так орал, что отец схлопотал от матери оплеуху за свое зверство.
Следующим орудием для порки стал широкий флотский ремень, который при ударе издавал громкий устрашающий хлопок при вполне разумном уровне болевых ощущений. А если полностью расслабиться (до консистенции студня), то хлопок получался громче, а боль меньше. Конечно, даже таким ремнем можно ударить будь здоров. Сила удара проще всего регулировалась криком: как только я начинал вопить дурным голосом, отец автоматически уменьшал мощность удара, помня, что мы не одни и живем в коммунальной квартире. В конце концов, нам удавалось достичь разумного компромисса: я выл умеренным голосом, изображая страдание и глубокое раскаяние, а отец сдержанно хлопал ремнем по моему заду.
Впрочем, однажды мне досталось этим ремнем так, что я неделю не мог сидеть нормально. А дело было так. Мы заканчивали обед и собирались пить чай. К нам в гости зашла соседская девочка четырех лет. Она села на диван вздохнула и громко сказала, ни к кому не обращаясь:
«Просить нельзя! – затем вздохнула ещё раз и уверенно добавила: Сами дадут!» – и тут же согласилась выпить чаю с вареньем.
Она уселась рядом со мной и в ожидании, когда остынет горячий чай, стала наблюдать, как я кладу в свой бокал сахар. После второй ложки она предупредила меня голосом своей бабки:
«Толик, хватит!»
«Что ты переживаешь, это же наш сахар, а не ваш», – и я нарочно положил ещё ложку.
«Толик, хватит!» – взмолилась девочка, и глаза её наполнились слезами.
Я нарочно положил ещё одну ложку. Тут соседка не выдержала и разревелась. Моим родителям удалось успокоить девочку только при помощи конфеты. За чаем выяснилось, что девочка будет выступать на елке в своём детском саду и пришла к нам рассказать новогоднее стихотворение. Громко и выразительно она прочитала нам стих, который заканчивался как-то пресно: «Здравствуй, здравствуй, Новый год!»
– Надо говорить: «Здравствуй, попа, Новый год!» – подсказал я соседке в коридоре.
На празднике соседка потрясла всех, дома тоже! Отец по запарке схватил ремень не с того конца и хлестанул латунной пряжкой, да так, что у меня на левой ягодице целую неделю красовался отпечаток якоря. Взбешенный зверской болью от удара, я неожиданно для себя вырвал из рук отца ремень, залез под стол и отгрыз пряжку. Отец сам испугался не меньше, и даже не стал ругать меня за испорченный ремень. Зато теперь
ремень стал короче, а удары мягче, и поскольку он теперь ни на что не годился, кроме как для порки, то стал постоянным орудием экзекуции. Я тайно укорачивал ремень еще несколько раз, пока он не стал куцый и почти безболезненный.
Однако совсем избежать боли не удавалось, а то может сложиться впечатление, что порка широким флотским ремнем сплошное удовольствие.
Самым большим для меня наказанием был запрет выходить на улицу. Без улицы я просто не мог жить. Родители это знали и частенько после порки не выпускали меня из дома. Я возмущался и заявлял, что так нечестно, и по законодательству за один проступок должно быть одно наказание, а не два. Но они были неумолимы. Как только я не уламывал родителей выпустить меня хоть на несколько минут. Предложения сходить в магазин за свежим хлебом, вынести мусорное ведро или вытрясти дорожки они игнорировали. Я серьезно предупреждал их, что мне просто необходимо сбегать к приятелю и уточнить домашнее задание по математике, иначе завтра я опять принесу двойку или единицу. Родители понимали, что зацепили меня за живое, и были неумолимы. Мать уходила на кухню, а отец садился в кресло перед телевизором. Однажды он смотрел хоккейный матч и болел за ленинградский СКА. Счет был нулевой. К концу первого периода отец уснул и захрапел. Я толкнул кресло, так чтобы отец проснулся, и громко произнёс:
– Ну, слабаки! Это надо же умудриться, семь шайб в одном периоде пропустить!
– Кому шесть шайб забили, СКА? – встрепенулся отец от моих слов. – Ты что несешь? Опять ремня захотел?

Ясный весенний день радовал теплом и отсутствием ветра. Стоять в ожидании автобуса было даже приятно, вспоминая, что ещё совсем недавно морозы и слякоть вызывали совсем иные ощущения. Народу на остановке было не много, час пик уже закончился и интервалы в движении явно увеличились. Подъехала ненужная мне маршрутка, часть людей уехала, немногие, как и я, терпеливо ждали следующего номера, без интереса поглядывая по сторонам.

Молодая пара, не спеша, приближалась к пока ещё не состоявшимся пассажирам. Было видно, что симпатичная, модно одетая женщина, явно, что-то доказывает своему спутнику. Они оба выглядели не старше тридцати лет. Слова ещё не были различимы, но её правая рука с раскрытой ладонью энергично делала рубящие движения в подкрепление каких-то слов.
Они приблизились, встали чуть в сторонке от людей, но говорили не шепотом, а так, что, если не всем, то, по крайней мере, ближайшим к ним людям не представляло труда их слышать.

Нет, ты, что не мужик? – продолжала с какой-то агрессией вопрошать молодая особа, - Не знаешь как ремень в руке держать? Намотай конец на руку и хлещи пряжкой, а не так, как ты вчера! Это, что было? По-твоему наказание?
Рослый, сухощавый мужчина, как бы пряча свой рост, сутулился и с каким-то смущением, попробовал возражать:
- Ну, ей же было больно, она и так визжала, ты же видела …
- Ей больно было? Не смеши меня, у неё даже и следов не осталось. Визжала она! Да она это как развлекуху восприняла. Она на карусели тоже визжит. Нашёл довод! – она покосилась на стоящих людей и чуть тише добавила, - Ты понимаешь, что так можно вконец испортить ребёнка?
- В смысле? – с недоумением спросил, по всей видимости, её супруг.
- А в том смысле, что если при слове порка у неё поджилки трястись не будут, то её потом уже ничем не проймёшь. Она решит, что коли в первый раз перетерпела, то ничего страшного в этом нет. Мне-то это хорошо известно, в отличие от тебя.
- Но я так не могу, Вика! Она же маленькая да ещё девочка. Вот сама и пори её, если тебе так хочется.
- Я-то смогу, но это должен делать отец, а не мать. Моя мама меня ни разу не только пальцем не тронула, но и ещё и отца останавливала, когда видела, что проступок не велик. Потому что отец, если меня драл - так уж драл. До крови и до синяков во весь зад. А не как ты: ремешок сложил, пошлёпал для вида и решил, что свой долг исполнил. А она мне утром опять дерзить начала. Я скорее двойку прощу, чем это. Если она в десять лет так себя ведёт, то, что дальше будет?! Нет, так дело не пойдёт! Сегодня же, слышишь, всыплешь, как я тебе говорила!
- Вик, автобус идёт!
- Это не наш. Ты мне ответь, ты всё понял?
Мужчина опять вобрал голову в плечи и, с видом побитой собаки, тихо проговорил:
- Я не знаю, Вик, честно, как я смогу её до синяков бить?! Да она меня потом возненавидит, и я себя тоже, поверь.
Супруга усмехнулась и рукой чуть взъерошила волосы мужа:
- Глупый, вот я разве плохо отношусь к своему отцу? Обижалась, конечно, когда он меня лупил, но повзрослела и поняла, что он был прав. Что, разве он меня плохо воспитал? Может из меня плохая жена вышла? Так и скажи!
- Хорошая! – он потянулся и ласково чмокнул её в щёку, - Лучше не сыскать!
- Ну, вот видишь! А на счёт того, что не сможешь, не беспокойся. Главное, чтобы ты, наоборот, не увлёкся этим, потому что знаю, как это бывает.
- Это ты о чём? – недоуменно и с каким-то подозрением спросил глава семейства.
- Ты ведь знаешь Нину, мою подругу?!
- Знаю, конечно.
- Ну, так вот. Её отец, когда мы с ней ещё в младших классах учились, тоже, вроде тебя, со своей дочурки аж пылинки сдувал. А потом одна история произошла … - молодая женщина, как-то по-девчоночьи захихикала и прервала рассказ, словно не зная, рассказывать ли дальше.
- Что за история? Расскажи, время быстрее пойдёт!
- Да даже не знаю, как тебе это объяснить? Мы уже в шестом классе учились. У девчонок в этом возрасте всякие заморочки бывают, ну, ты понимаешь о чём я?! А с Нинкой мы с первого класса подружились, после уроков то она ко мне домой бывало бежит, то я к ней. Секретов друг от дружки не таили. Она знала, что меня за провинности ремнём наказывают. Сначала просто сочувствовала, потом ей всё любопытнее становилось. Каково это - ремнём по попе получать? Сама-то такого не испытывала, вот и расспрашивала:
- А ты орёшь или терпишь? А тебе перед папой с голой попой лежать не стыдно? Ну, в общем, всё в таком духе. Иногда меня даже шлёпала, чтобы в ответ получить. Ну, мне это как-то раз надоело, и я ей предложила, а, мол, хочешь взаправду быть наказанной? Как это? - она спрашивает. А так, говорю, ты сегодня двойку схватила, да ещё учительнице наврала, что дневник дома забыла. Меня за такое дело отец полчаса бы порол. А тебя, небось, только мама поругает? Ну, да, - она кивает. А теперь представь, что я – мой папа, а ты – это я. Представила? Представила, отвечает. Ты меня теперь накажешь, да? Спрашивает, а сама краснеет до ушей. Ещё как, - я ей в ответ, - а ну-ка неси сюда ремень! Тут она в ступор вошла. Какой, спрашивает, ремень, если он в папиных брюках, папа на работе, а другого ремня у нас в доме нет? Подумала немножко и придумала. Помнишь, говорит, нам Светка рассказывала, что её дома прыгалками стегают, да так больно?! Прыгалки могу дать! Ладно, соглашаюсь, давай свои прыгалки. Попробуем, но если что, так я домой сбегаю и свой ремень принесу, индивидуальный, потому что для брюк у моего отца другой есть.
Приносит она из прихожей знакомые мне прыгалки. Ничего они так, - хлёсткие оказались. Снимай, приказываю ей, трусы и ложись на живот. Улеглась она и ждёт. Я примерилась, мне самой любопытно стало, до этого только меня стегали, а сама-то я никого. Короче, размахнулась, как отец мой делал, да и врезала ей по булочкам. Она как заверещит, с дивана скатилась, попку трёт. Дура, кричит, больно же! Тут меня смех разобрал. Она плачет, а я смеюсь. Ты же сама хотела себя испытать, говорю, слабачка! Тут боль у неё, видно отошла, она духом воспрянула, и отвечает, что это она от неожиданности. Давай, говорит, продолжай, теперь я терпеть буду. Но я сразу сообразила, что её терпения хватит только на один удар, поэтому выдернула из какого-то халата матерчатый пояс и связала ей ноги, чтобы брыкаться было трудно. Руки за спину завела, прижала к лопаткам и начала охаживать. Она вырывается, а меня какая-то злость берёт – ещё сильнее хлестнуть стараюсь. Короче исполосовала её от поясницы до колен, потом опомнилась, руки её отпустила. Всё, говорю, ты прощена, вставай. А она, знай себе, ревёт. Я с тобой больше не дружу, кричит, - уходи! Ну, я домой пошла, а у самой предчувствие какое-то нехорошее. Перестаралась я явно.

И точно. Как потом мне Нинка рассказала, вечером родители с работы пришли: то да сё – всё как обычно. Только эта дура в домашнем халате была, а халат этот едва коленки прикрывал, вот её мать и заметила случайно след от скакалки на ноге. Что это, спрашивает у тебя, да подол-то и приподняла. А на ляжках кровоподтёки в виде петелек. Она чуть стула не свалилась от изумления. Почему да откуда? Ну, та и выдала, что, мол, играли мы с подружкой так, типа, в дочки матери. Что тут началось! Мать её на Нинкиного отца напустилась. Я, кричит, говорила тебе, что строгость надо хоть иногда проявлять. Вот теперь бери ремень и выбивай клин клином, а я пойду сейчас к Викиным родителям.
Короче, когда звонок в дверь раздался, у меня сердце сразу ёкнуло, поняла, что мне сейчас несдобровать. И точно, на пороге Нинкина мать нарисовалась и на меня наговаривать начала. Отец, недолго слушая, прямо перед ней меня пороть начал. Я кричу, что не виновата, что она сама меня попросила, а он знай, хлещет и хлещет, только приговаривает: «Нравится игрушка? Вот тебе ещё, вот тебе ещё!». Нинкина мать окончания порки дожидаться не стала, домой заторопилась. Отец меня на минутку оставил, до двери её проводил, и всё советы давал, что нужно сейчас сделать. Потом вернулся и продолжил пороть меня с того места с которого начал. Но уже не так сильно, и даже стал посмеиваться над нашей с Нинкой забавой.

Ну, подружке, наверное, тоже влетело? – спросил, уже с интересом слушающий её рассказ, супруг.
- Не то слово, влетело! Пока её мать у нас была, её мечта осуществилась – отец ей ремнём по заднице всыпал. Но, видно, недостаточно. Потому что когда его жена вернулась, вся взвинченная да ещё под впечатлением увиденной не слабой порки, то заставила его взять ремень снова в руки и пороть Нинку так, как порол меня мой отец. В общем, на следующий день мы обе с трудом могли приседать и на стулья садились, как старушки, медленно и осторожно. А когда Нине пришлось встать, чтобы ответить что-то училке, то я заметила, как у неё ягодицы подрагивают в судороге. А это означало, что подруга получила по полной программе, и без пряжки, видно, не обошлось. На переменках было легче. Мы стояли, как бы смотря в окно, и делали вид, что с нами всё в порядке. Правда, Нинка не разговаривала со мной целых два дня, но, видя, что я страдаю так же, как и она, не выдержала и всё мне рассказала. Мы помирились, но для подруги худшее только начиналось.

Это почему?
- С того дня Нинкин отец, видно, вошёл во вкус. И куда только делся бывший добрый папочка?! За двойки Нина стала получать ремня регулярно, а так как училась она гораздо хуже меня, то редкая неделя проходила у неё без наказания. А если добавить, что все замечания в дневнике приравнивались к двойкам, то сам понимаешь, что её попа постоянно светилась всеми цветами радуги. Когда мы были уже старшеклассницами, её отец стал вместо ремня пользоваться резиновым сапогом.

Да ты что? Зачем?
- Он брал в руку резиновый сапог с литой подошвой и бил её каблуком по бёдрам до кровоподтёков. А потом предупреждал её, что если кто-то, особенно на медосмотре, спросит, откуда синяки, то она должна будет сказать, что это её какие-то хулиганы побили на улице. Меня отец выпорол в последний раз перед тем как мне исполнилось шестнадцать – я покурить попробовала, а он учуял. Потом сказал, что большая стала, и ему уже стыдно делать мне внушения ремнём, пора, мол, самой понимать, что к чему. А Нинку отец чуть ли не до её свадьбы лупил. Она и замуж-то выскочить торопилась, видно, от этого. Понял, почему я тебе это рассказала?
Супруг помолчал, покивал головой и задумчиво произнёс:
- Кажется, да. Неужели ты думаешь, что я способен стать таким, как отец твоей подруги?
- Я к тому, что не зарекайся, а постарайся себя контролировать. Мужчинам свойственна жестокость, а она может проснуться совершенно неожиданно.
- Я тебя сейчас не понимаю, Вика. Ты сама требуешь от меня, чтобы я драл свою дочь как сидорову козу, и в то же время, говоришь, что мужики садисты.
- Я не сказала, что все садисты. Я просто хочу, чтобы ты стал, хоть немножко, похож на моего отца и вместе с тем не превратился бы в такого тупого, ничего не понимающего в воспитании, папашу, который бьет не для того, чтобы исправить, а потому, что ему стал нравиться сам процесс и он от этого тащится. Понял?
Мужчина вздохнул:
- Да понял я, Вик, тебя, понял! Только почему я должен выбирать между твоим отцом и отцом твоей подруги. Я тебя не устраиваю такой, какой я есть?
- Во многом устраиваешь, но в доме должен быть мужчина во всех отношениях, а не только как любящий муж. Ты любящий муж?
- Ты ещё сомневаешься? – он опять потянулся, чтобы поцеловать жену.
- Вот и хорошо, - она кокетливо прижалась к нему и добавила, - сейчас приедем домой, и пока я готовлю ужин, докажи и мне, и Насте, что у нас строгий папа, и он умеет, если нужно, пользоваться ремнём. А вот, кстати, и наш автобус.

Они сели и уехали. Мне было с ними не по пути.
На душе стало как-то скверно. Казалось, я должен был испытывать жалость только к незнакомой мне девочке Насте, но мне, почему-то, становилось всё больше жальче супруга этой убеждённой в своей правоте женщины, которая, как я понял, начиная со своих детских лет старательно копировала своего отца в практике воспитания и наказания детей.

P.S.
«Около двух миллионов детей в возрасте до 14 лет избиваются родителями, 50 тысяч детей ежегодно убегают из дома, спасаясь от семейного насилия …» Юлия Михайлова, председатель Центра защиты семьи и детства Всероссийского созидательного движения «Русский лад» «Всё лучшее? Детям?» («Правда Москвы». 17.08.11).

А это значит, что ежедневно пять с половиной тысяч детей в России получают в семье порку и побои. Каждый час, прямо сейчас, свыше двухсот детей плачут или кричат от боли, может быть, в соседнем доме или за стенкой вашей комнаты.
«Две трети избитых – дошкольники. 10% из зверски избитых и помещённых в стационар детей умирают. Число избиваемых детей ежегодно растёт. По данным опросов правозащитных организаций, около 60% детей сталкиваются с насилием в семье, а 30% - в школах («МК» 16.04.05).

Школьные «обвинения», Или пора взрослеть.

Теперь я вам расскажу историю, почему у меня возникла идея «осветить» данный вопрос. Когда я села за клавиатуру, то не смогла обойти вниманием детей . Именно поэтому история «затянулась» на две статьи.

Наказания детей (после пяти).

И так, начнём. Я пошла, поздравить первую учительницу моей Александры с 8 марта. Однако зайдя в класс педагога в нём не оказалось, так как её срочно вызвали на педагогический совет.

У нас в школе такое бывает – срочно нужно посоветоваться, а то, как же работать (без чётких указаний). Извините за сарказм.

Оказавшись с детьми один на один, я не могла стоять, как истукан и молчать. Я их спросила :

Чем вы занимаетесь? Какое задание дала учительница?

Некоторые дети, честно говоря, бездельничали и очень мешали остальным выполнять задачу, поставленную педагогом. Я им напомнила :

На уроке нельзя себя так вести. К тому же, сейчас придёт учительница и будет «ругать», что вы не сделали свою работу.

И тут наперебой полились «страшные» рассказы.

Как наказывают детей?!

Дети наперебой стали рассказывать, как их (ещё первоклассников) дома наказываю родители.

Вот рассказ одной девочки :

Мама, а бывает и папа бьют моего старшего брата сначала ремнём, потому что он приносит плохие оценки. А после этого (судя посему, недостаточно первого варианта) его ставят на несколько часов на горох.

Здесь все наперебой стали выкрикивать, что они тоже проверили свои колени «на прочность». И говорили какие «дырки» оставались после того, как родителей посещала «доброе» расположение духа.

Один мальчик, почему-то с гордостью в голосе, заявил, что его однажды тоже били ремнём.

Дети поведали мне много «интересного». И я задала себе всё тот же вопрос – в чём может быть виноват ребёнок ?

Родительские наказания

Когда Александра пошла в первый класс, то по истечении первого месяца учёбы всех нас пригласили на родительское собрание.

Это вече вместе с нами разделили учителя, которые читают отдельные предметы. Они поведали, как дети адаптировались к новым (для них) условиям сосуществования. Коллектив штука сложная.

Самым запоминающимся было выступление учителя физкультуры :

Дорогие родители, пообщавшись с вашими детьми всего месяц, я узнал, как ВЫ ведёте себя с детьми дома…

Среди родителей прокатился небольшой гул. Понятно, что никому не хочется «выносить сор из избы».

Да-да, я могу подробно рассказать о каждом ребёнке, особенно про то, как его наказываю дома:

• Подходишь к одному – он втягивает голову в плечи. Понятно – подзатыльник самый главный атрибут воспитания в данной семье.
• Подходишь ко второму – он весь сжимается. Здесь тоже всё ясно – ремень «гуляет» по пятой точке, причём не раз в жизни.
• Подходишь к третьему – ребёнок закрывает глаза и превращается в комок. Видать здесь родители не заморачиваются – бьют, как попало.

К чему я рассказываю все эти ужасы. Говорить о том, что , когда ребёнок лежит поперёк лавки, как гласила старая поговорка. Так об этом говорить, не переговорить.

Бить слабого – это значит самому быть слабым. Ребёнок в данный момент испытывает только физическую боль и злость, что он не может вам ответить.

А подумайте о том, что он вырастет… Вам не страшно?

А за что бить? Что он принёс вам двойку?

А лично вы спросили — за что он её получил? Знаете, ответ на этот вопрос может быть с вариантами:

Банальный. Не выучил. Спросите сначала себя, а почему он не выучил? Может вы не научили его быть усидчивым и выполнять поставленные задачи, как того требует дисциплина. Да-да всё те же правила.

Странный. Не понял объяснений учителя. Можно ли (на данный момент) назвать этот случай редким или невозможным? Сложно сказать однозначно. К сожалению и так бывает. Но наказывать сегодня за то, что сделано далеко не сегодня… согласитесь, странная логика. И здесь опять же ваше упущение. Ведь это вы «не знаете», что ваш ребёнок не усваивает материал.

За поведение. Учителя до сих пор плохо «разделяю» оценки за знание и поведение. Я не оправдываю не учителя и не ученика. Ребёнок должен знать правила, а с учителем «разбираться» — это ваша задача.

Ошибочный. Это очень редкий случай, но возможный. Стоит ли мне задавать вопрос, кто ДОЛЖЕН выяснять этот вопрос?!

Я призывала, и буду продолжать это делать: наши дети нужны только нам (как бы грустно это не звучало). Осознайте это и будьте в курсе всех аспектов жизни вашего ребёнка. Просто помогите ему. Кстати, я считаю, это .

Научите его нужным правилам. Вспомните Маяковского :

Крошка сын к отцу пришёл…

Постарайтесь обсуждать вместе с ребёнком разные жизненные ситуации (по мере поступления). Рассмотрению можно подвергнуть множество ситуаций ежедневно. Главное отбросить лень.

Ведь ребёнок только вступает в жизнь, и каждый дельный совет поможет пройти маленькому (пока) человеку свой путь намного легче.

Уберегите своих детей от насилия. Они вам спасибо скажут!

А как вы наказываете своих детей? Если в вашей семье ? И как вы «добиваетесь» их исполнения? Поделитесь своей точкой зрения — оставьте свои

Поищи на сайтах садомазо

ТоЛьКо_ТвОя_DеВо4{а

В детстве меня не пороли. Ни разу. Даже точнее ни разу телесно не наказывали. А вот ближе к подростковому возрасту пришлось ощутить на себе «прелесть» этого вида «воспитания».Чаще всего мне доставалось просто рукой, пару шлепков через штаны Иногда отец приказывал приспустить штаны и трусы и давал пару шлепков по обнаженной попе. Для более основательных наказаний отец использовала ремень. Причем для порки использовался один широкий кожаный ремень из сыромятной кожи, который отец привез еще в советское время из загранкомандировки. Впрочем описанное время и еще было советским.В случае серьезной провинности, отец строго, но спокойно приказывала идти в маленькую комнату, где и исключительно происходило наказание, В которой находился только шкаф, табуретка и софа на которой и собственно и меня пороли. Дальше были варианты. Либо отец ставил меня в угол от получаса до часа, иногда приказывая полностью раздеться либо только снять штаны и трусы, либо сразу начиналась экзекуция.В любом случае перед поркой был разговор, короткий или длинный. Не повышая голоса, отец выговаривал мне за мою действительную или мнимую провинность. Как правило, отец спрашивала меня, понимаю ли я, что он вынужденно так поступает из-за моего поведения. Я реагировал по-разному - когда кивал головой и говорил «угу», когда просто молчал.После этого отец брала меня за руку и вел к шкафу, откуда брала ремень. Иногда же он брал ремень и подходил ко мне сам. Ремень он держала в левой руке, правой подводила меня за руку к софе. Тут были варианты - он или сам снимал с меня штаны (если они уже не были сняты), или приказывала мне снять их.Чаще всего я послушно снимал штаны, иногда отказывался, и тогда отец меня обхватывала левой рукой с ремнем, а правой сдергивала штаны, а затем и трусы. Затем отец говорил, чтобы я лег. Я покорно укладывался на живот, вернее низом живота на две подушки, заблаговременно положенные на софу, отчего попа выпячивалась вверх, но отец всегда при этом держала меня за плечи, помогая лечь. Потом он задирала мне рубашку с майкой, так что зад становился вовсе голым.Отец левой рукой брал мою правую руку, клал ее на спину пониже лопаток и наваливалась на меня всем своим весом. Перед поркой нервы напряжены и возбуждены, испытываешь какую-то странную смесь ожидания, стыда, притягательности, желания и возбуждения. Ноги начинают дрожать. Ягодицы и бёдра судорожно сжимаются и разжимаются. Внизу живота появляется сладкое жжение и приятное щекотание, попа судорожно дрожит, половинки ягодиц сжимаются друг с другом. Последние мгновения перед первым ударом ремня - самые ужасные и сладострастные.И порка начиналась. Первый удар всегда был болезненным. Неожиданно вспыхивала в заду жгучая боль, когда ремень опускался с негромким свистом на мои ягодицы, издавая шлепок А потом следовал второй удар, третий. Зад прямо обжигала боль. Где-то после пятого шлепка она уже не отпускала, так и пульсировала, то ослабевая, то вспыхивая с новой силой после удара. Ноги помимо воли дрыгаются в воздухе. Тело начинает извиваться, попа тоже виляет из стороны в сторону. Как правило, после пятого удара я ревмя ревел, извиваясь от боли. Хотя вначале решал сдерживать слезы, и какое-то время старался не вскрикивать. Но потом все равно начинал плакать - скорее от обиды, чем от боли.Но боль брала свое в конце концов. Я начинал дергаться, извиваться всем телом, вихлять наказываемым местом. Иногда отец связывал дополнительно руки и ноги бельевой веревкой. Нанеся 70-80 ударов отец прекращал порку. Иногда, ремень попадая на копчик или кольцо ануса вместе с болью вызывал приступ предоргазменного состояния. Хотя сама порка сексуального удовольствия никак не вызывала, разве только процедура ожидания и приготовления. Потом отец отпускал и говорил, чтобы я либо вставал и оде

Отец брата порол проводами и скакалкой, мать разводиться даже хотела. сломал характер брату

Моему сыну 14 лет. Мальчик онанист. Заставала за этим делом и ванной, и в туалете и в постели перед сном. Что не делала - бесполезно. И ругала, и стегала ремнем. Через день - опять дрочит. Отец не хочет вмешиваться. Что делать?

Ненормальная mama, оставьте мальчика в покое, гне лезьте в его интимную жизнь. Папа не вмешивается, а зря. Он должен был бы защитить сына. Ведь сам знает, что все пацаны в этом возрасте дрочат и в этом ничего плохого нет. Надо радоваться, что мальчик нормально развивается

Я начал дрочить в 11 лет и вскоре это заметила мама. Она вела со мной разговоры о вреде этого баловства (как она говорила) Бестолку. Стала ругать и угрожать ремнем. Не помогло. Потом она гоняла меня ремнем по квартире, стегала по чему попадет (снимать штаны и ложиться на диван я категорически отказывался) К 16 годам она отчаялась с этим бороться. И, вдруг, приходит с мужчиной - коллегой по работе. Тот привел с собой дочку =- девочку тоже 16 лет. Они с мамой договорились - пусть уж дети под контролем занимаются нормальным сексом (девочка тоже дрочила). Девчонка мне понравилась. Она приятно смущалась и краснела, когда моя мама и ее отец нас инструктировали А то мы и так не знаем, что надо использовать презик и прочее. В тот же вечер она осталась со мной на ночь в моей комнате. В эту же ночь мы с ней оба потеряли невинность и получили фонтан удовольствий. Утром пришел ее папа и мы все вместе завтракали. Наконец, наши предки были довольны,

| |

Бархатные губы Бетти Внутренняя дисциплина Возвращение шефа Воспитание девочек Воспитание Елены Воспоминания из детства. 1981 год Девочка и щётка для волос День свадьбы Депрессия Защита диплома И девочки тоже... Игра по настоящему Игра ИСПОВЕДЬ ИДЕАЛЬНОГО МУЖА ИСПОВЕДЬ История мазохистки Кнут и пряник Командировка Комната под лестницей Лайза Леночка Марина Сергеевна Месть жены Мой папа На поиски приключений. Наутро после Наказание Одноклассница Озеро Первая порка в 19лет Первая порка Дашки Письмо Пока меня не будет Порка на двоих Порка от сестры После уроков Потерянный клиент Преступление и наказание ГЛАВА I ГЛАВА II ГЛАВА III ГЛАВА IV ГЛАВА V ПОЧТИ КОНЕЦ Приложитесь в пределах Происшествие в Спанкленде Пуританка Рассказ первокурсницы Романтический ужин Своя игра Сделка Семейная щётка для волос Сигареты = Порка Сон в летнюю ночь … Специфика супружеской жизни Строгая Алиса Студенты Урок для учительницы УТРЕННЕЕ ПРОБУЖДЕНИЕ Чаепитие Чего хочет женщина Шлёпка дочери за двойки Юлия Игоревна Вопрос расстановки приоритетов Вопрос расстановки приоритетов (часть 2) Дисциплинатор (сеанс воспитания на дому) Дисциплинатор (история вторая) Жестокие игры Жестокие игры (часть 2) Прерванное наказание (продолжение рассказа «Прерванное наказание») Воспитание лентяя Воспитательница Воспоминание молодожёнов о порке в детстве Корпоративное воспитание Майк получает урок Мама принимает меры! Порка за подглядывание Порка кузины Порка любимой в субботу Порка мамой подруги Порка на ночь Порка подругой семьи Порка при свидетелях Порка ремнём или как меня наказывала мама Порка секретарши Прыгалки Рука судьбы Справедливое наказание Удовольствие от порки История Нины Остров мен или порка на острове.

ДИСЦИПЛИНА

Порка при свидетелях

В большинстве семей, когда я рос, отшлёпать ребенка было самым распространенным способом поддержать дисциплину. Обычно наказания не были особо суровыми. Так что меня регулярно шлёпали и я воспринимал это как естественную часть нормального детства. Конечно, я не получал от этого удовольствия, но никогда и не пытался сопротивляться шлёпанью. Пока не стал тинэйджером.

Когда мне стукнуло 14, я стал воспринимать шлёпанье все с большей и большей неприязнью, так это сильно унижало мое созревающее чувство собственного достоинства, особенно, когда за дело принималась мама.

Каждый раз я качал права, что я слишком большой, чтобы с меня снимать штаны и шлёпать по голой попе щёткой для волос. Я перебрал все возможные аргументы, чтобы убедить ее пересмотреть свои методы.

Я подчеркивал, что наказание по голой попе слишком унизительно с учетом моего физического созревания (мама, я практически мужчина!). Я пытался настоять на «более взрослых» формах дисциплины, или хотя бы чтобы шлёпал меня отец.

К сожалению, этот аргумент отметался тут же; мама отвечала, что именно этот фактор - унижения - они с отцом считали самой эффективной частью шлёпанья. Более того, она говорила, что если я веду себя как маленький, то и шлёпать меня следует как маленького: по голой попе, лёжа у нее на коленях - вне зависимости от моего возраста, зреющего тела и неуместной гордости.

Однажды я неосмотрительно поднял эту тему одним субботним утром, когда мы с мамой были в гостях у маминой подруги миссис Вент. Случилось вот что: мама завела разговор о детях в целом, о том, как сложно их воспитывать, и о том, что отшлёпать ребенка - стопроцентно работающий метод, согласно её опыту.

В скорости разговор дошёл до сравнения методик шлёпанья в наших семьях и до унизительного обсуждения подробного сценария моих наказаний.

Конечно, такая тема для разговора была не внове. В детстве можно было уже привыкнуть к тому, что мама, например, невзначай расскажет кому-нибудь в твоём присутствии, как тебя приучали к горшку. Но этот разговор меня совершенно вывел из себя, и я выпалил что-то дерзкое, чем вызвал гневную перепалку с матерью, а затем, когда миссис Вент вмешалась в разговор - я нагрубил и ей.

К чему это привело? Мама сообщила, что, что бы я ни говорил, я, очевидно, всё ещё веду себя как ребёнок, и заработал себе ещё одно «детское» наказание, которое она не преминет применить, как только мы придём домой. Я, дурачок, заявил, что я уже большой, и не позволю ей это сделать. Тут в спор снова вмешалась миссис Вент.

Она спросила у мамы, зачем ей вдруг понадобилось ждать дома, и если это из-за неё, то маме не стоило беспокоиться: она привычна к виду нашлёпанных голых попок своих дочерей (одиннадцатилетней Тамми и восьмилетней Лизы), и не смутится при виде моей, а если надо - даже поможет!

Мама поблагодарила за её поддержку и сказала, что всё-таки отвезёт меня домой, потому что меня ждёт «свидание со щёткой для волос». Миссис Вент тут же вышла из кухни и через секунду вернулась с большой овальной деревянной щёткой для волос. Она уверила маму, что эта щётка отлично нагревает попы её дочек, причём довольно регулярно, и должна оказаться такой же эффективной с моей. Женщины переглянулись, и мама взяла щётку из рук миссис Вент.

Мама повернулась ко мне и ледяным тоном спросила, что мне больше нравится: тихо вернуться домой и быть отшлёпанным в домашней обстановке или получить по попе прямо там. Со злостью в голосе я ответил: ни то, ни другое, и рванул из кухни.

Минуту спустя я убедился, что в 14 я был еще не такой взрослый, как хотелось бы. Меня схватили и силком уложили к маме на колени, стянули с меня штаны, и мою голую попу мама нещадно шлёпала щёткой для волос миссис Вент.

Хуже того, минуты через четыре, когда я уже забыл, что я якобы взрослый, меня поставили в угол (трусы так и оставались на уровне лодыжек) как малыша, и мама объявила следующую статью моего приговора: мне предстояло выступить «на бис» - получить по голой попе на этот раз от миссис Вент - как только «моя попа немного остынет».

Когда я, ревя, стал угрожать, что буду сопротивляться, мама злым тоном пообещала, что в таком случае я получу ремня от отца, причём не только этим вечером, но и каждым вечером всей следующей недели. Конечно же, я сдался, и через полчаса я открыл для себя то, что Лиза и Тамми так хорошо знали, - что их мама не уступит моей в умении пользоваться щёткой для волос.

Хотя это была последняя моя взбучка от двух женщин сразу, это было не последнее шлёпанье - они продолжались почти до моих 16 лет, хотя и становились всё реже, по мере того как я начинал вести себя взрослее, а не только притворяться взрослым.

Ах, да! Выяснилось, что Лиза и Тамми Вент вернулись домой в самый неподходящий момент и наблюдали оба моих шлёпанья через окно на кухне. А раз они это увидели, то вскоре вся ребятня в округе хохотала над тем, что Скотти, так активно корчащий из себя взрослого, до сих пор получает по голой попе.

И уж конечно в последующие дни я был самым настоящим пай-мальчиком!